Земля, крепостничество и преступные сети. Как живет провинция на юге Украины (эссе)

«А мне что с той земли? Да, народ возмущается, потому что задним проходом думает, — рассуждает Вовчик, подвозя меня к своей фирме. — У меня, к примеру, зарплата пять тысяч. У нас большей ты нигде не найдешь. Жену сократили. Сын через год в школу пойдет, дочь третий класс закончила. Еще вот первой жены пацан подрастает. Попробуй проживи и всех обеспечь…

С утра встал — хозяйство, домой вернулся — хозяйство. На выходных в деревню — там есть двадцать соток. Думал трактористом уйти. Харашо, у тракториста за лето выручка восимисят-сто тысяч. А потом целый час что делать? В году сколько месяцев? К ебеням и земля! Пусть лучше продают. Может, хоть жить станет лучше».

«Дикое Поле» изучал и в народ ходил по заданию издания ТЕКСТЫ: Олесь Кульчинский, востоковед, переводчик (от редакции: осторожно, в статье присутствует ненормативная лексика).

Засекречено

Отныне в Николаеве все чаще можно услышать суржик. Тенденция, похожая на киевскую. Выходцы из близлежащих районов перестают стесняться самих себя. Вероятно, для Николаева это также особенно важно. При советах сюда, как и в Крым, эшелонами переселяли россиян. Ведь в городе действовал мощный судостроительный завод, который обслуживал военно-морские силы СССР. Чтобы представить размах гиганта, достаточно одного факта: здесь выпустили около трети всех боевых судов Советского Союза.

Конечно, «боевой» завод означал и конструкторские бюро, и государственные тайны, и засекреченные объекты, и какую-то часть жителей, тесно связанных с армией, компартией и КГБ. По сравнению даже с соседним Херсоном все это превращало полумиллионный Николаев на очень особенный город нашего Юго-Востока. Можно сказать: огород потенциальных рисков, связанных с ностальгией по «совку» и пятой колонны. Поэтому местные историки делятся наболевшим: в Николаеве и дальше не подступиться к рассекреченным архивам СБУ.

Что бы там ни было, а села и города Николаева преимущественно заселяют украинцы — уцелевшие от геноцида потомки колонизаторов «Дикого Поля». То начали появятся там еще с казацких времен. Причем, при сталинском режиме это население даже пополнившим вынужденные переселенцы из Западной Украины, приложившись к сохранению хоть в какой-то форме традиционного уклада крестьян.

В один из выразительно украинских районов Николаевщины — Баштанский и ведет мой путь.

В тему: Супер-яхта «Нашей Рябы». Прихоти миллиардеров и пустой бюджет Украины. ФОТО

Яма на ямэ

— Тваю мать! — бесконечно орет водитель джипа. Он везет меня в город Баштанка — одного из сердечников агропромышленного бизнеса Николаевщины.

По сути, дороги туда нет. Есть только что-то покрыто пылью, из которого, будто верхушки лунных кратеров, всплывают глыбы асфальта. Невнятный путь, на котором, что ближе к райцентру, тем глубже каждая яма, которая будто проваливается в другую. Как следствие, даже на джипе незначительное расстояние — каких шестьдесят семь километров — у нас забирает 2 часа.

— Воруют, — веско говорю я, подстраиваясь под народные настроения.

— Не! Не тот слово! — соглашается потный водитель, имея в виду и областную, и районные власти.

По сути, разрушенные здешние дороги — вопрос к ее добросовестности.

Катастрофа

Сама Баштанка довольно хорошо заасфальтирована, а на ее улочках царит образцовая чистота. Более того, здесь каждый заботится об имидже собственного подворья. Жители словно соревнуются между собой: кто насадит пышные цветы у себя перед воротами — иногда даже так, чтобы и прохода не было видно.

Тайна такого контраста с разбитой дорогой до самого города вскоре резко поднимает свою завесу. К сожалению, это известная в Украине хозяйственность: моя хата с краю.

Центр Баштанки, где раскинулись два огромных пруда — настоящий водное сокровище для сухой степи — изредка окутывает невыносимый смрад. Следуя через мост между ставками к здешнему музею, я крепко закрываю нос.

— Да канализацию сливают, аж вот рыба дохнет и всплывает, — скупо объясняет причины гадкого запаха пожилая велосипедистка, попавшаяся мне навстречу.

Поэтому хозяйственные в собственных подворьях горожане раз за разом переизбирают местную власть, которая все больше усложняет их экологические проблемы. А в том, чтобы нажать на чиновников или организоваться и пройти сложную процедуру «оценка воздействия на окружающую среду», которая может заставить бизнес сокращать негативное влияние на экологию — это из области фантастики.

Чего только не сливают в здешнюю воду: от канализационных стоков до отходов сырного завода, — так считают местные. Более того, в степном «оазисе» питьевую воду для домашних нужд уже много лет банально закупают в пластиковых бутылках. Третий большой пруд здесь и подавно пересох.

— Объясняешь-объясняешь, что мэр их обманывает, довел город до катастрофы, а старики снова придут на выборы и наголосуют, — возмущается один из учителей. — Так и на последних — в Верховную Раду — прокатили одного «жулика», и взяли на его место привели другого, который в тени сидели: директора карьера.

Зеленский

В южной провинции волны гражданского активизма до сих пор не докатились. На этом фоне несложно понятий, как легко было и «Слуге народа» обманут доверчивых украинских крестьян.

Ведь у Зеленского здесь образ некоего «парня из простонародья», свиты рыцаря, который противостоит всемогущей мафии сам, как былинка в поле.

— Эх, пацан что-то пытается сделать, так они же ему, видимо, не дадут, — искренне проникается скорее обещаниями, чем действиями президента мой новый собеседник Гоша. Мы вместе ездили в поле возит обед трактористу.

Гоша — добросовестный и трудолюбивый. С утра до вечера он почти целую неделю — на двух работах за десять тысяч гривен (по пять на каждой), чтобы прокормит несколько ртов.

Уже лет десять, как Гоша не пьет. Каждый вечер его жена молча стирает руками детские пеленки. Несмотря на это, в тесном дворе у тесного дома довольно весело. Супруги умеет метко шутить. Поэтому я больше слушаю и огибаю политические углы.

Простые люди на Николаевщине настроены преимущественно как в начале войны: против Путина и антироссийски. Это ничуть не удивительно. Иногда здесь встречаешь насупленных и радикально недовольных Киевом АТОвцев.

А изредка — крепкого телосложения усатых дядек, таких аутентичных, словно они еще Мазепу живого видели и с Махно когда пиво пили.

Для провинции Николаевщины Зеленский не причастен ни к реваншу, ни к пятой колонны. Он скорее — как вот тот «Катаны», или словно один из здешних, или такой, как и сами они.

Пропаганда

Что тут скажешь. Люди у нас доверчивые. Как и многие из тех, кто на войне не был.

— Не заморачивайтесь Вы. Да, я сам в АТО не был, но по всему знаю: эта война, чтобы деньги отмывать, а мы для них — пушечного мясо, — убеждает меня накачанный здоровяк в форме рядового ВСУ. Хотя в селе Привольное — он почти генерал. Наблюдает за учениями резервистов.

В конце концов, близкое знакомство понемногу раскрывает и остальные стороны характера.

— Уже по истории проходили, в России только дай возможность — оттяпает все по Молдову, — напоминаю я «генералу».

— Мы ей не дадим! — по-простому не выдерживает тот.

Сына он назвал Серегой.

В любом случае, враждебная пропаганда все больше распространяется по юго-востоку. Такие разговоры о войне и новые песни вот новой власти «за мир» здесь не новость. Люди у нас доверчивые.

— Проголосовали! То Крым дали оттяпать, то барыгу выбрали! А теперь — за кого? За клоуна, который с них смеялся, голоса отдали! Где еще такой народ найти?! — теперь уже на всю Украину сетует один из старых крепких усачей аля-Карпенко-Карый в баре «Каскад».

— В целом население настроено к Москве враждебно, — описывает мне ситуацию директор Баштанского музея. — Но проблема в том, что оно постепенно возвращается к российским каналам. Из-за развлекательных передач. Украинские эму не нравятся своей заполитизированностью. В конце концов, ничего нового.

— Есть такое. Шоу нужны народу, как хлеб, — втыкаю и я несколько слов.

Пруд в Баштанке. Фото передает типичное ощущение затерянности и оторванности от мира, которое возникает во время странствий Югом Украины

Земля

Собственно хлеб — или, точнее, чернозем — это то, без чего невозможно понятий аграрный юг и его настроения. «Земля». Все почти по Кобылянской.

— А теперь еще землю продадут. Да, может, там кому-то жить лучше станет, но теперь ва-аще рабами станем, — сетует Женя.

Он работает кем-то вроде подсобного работника: выполняет различные поручения в одной из здешних агрофирм. И он тоже «руками» и «ногами» за Зеленского.

— Но именно Зеленский хочет выставить землю на продажу, — говорю я, не понимая логики нового знакомого.

Пауза.

— Мать его вйоб … Я такого не слышал, когдак он в «президенты» шел, — отвечает в конце-концов Женя.

Очевидно, такая «каша» сейчас у многих в голове. Однако приятель Гони на эго слова упорно молчит. Он — Вовчик, водитель в этой же агрофирме. Чуть позже я все пойму.

— А мне что с той земли? Да, народ возмущается, потому что задним проходом думает, — рассуждает Вовчик, подвозя меня к своей фирме. — У меня, к примеру, зарплата пять тысяч. У нас большей ты нигде не найдешь. Жену сократили. Сын через год в школу пойдет, дочь третий класс закончила. Еще вот первой жены пацан подрастает. Попробуй проживи и всех обеспечь. С утра встал — хозяйство, домой вернулся — хозяйство. На выходных в деревню — там есть двадцать соток. Думал трактористом уйти. Харашо, в тракториста за лето выручка восимисят-сто тысяч. А потом целый час что делать? В году сколько месяцев? К ебеням и земля! Пусть лучше продают. Может, хоть жить станет лучше.

— Все, вылезай, приехали …

Знакомство

— Это кто такой лохматый? — вдруг слышу я неподалеку.

Здесь же кругленький дядя, владелец одной из местных агрофирм, неспешно вылезает из своего блестящего «Лексуса» — такое впечатление, что тот больше всего эго «офиса» вместе взятого.

— К Вам, Григорьевич. Из Киева.

— Добрый день, — здороваюсь я. — Вам здесь Ваши знакомые кое-что передали.

— Здравствуйте, проходите, — вдруг с какого-то чуда переходит на неуклюжий русский язык агро-барон. Заметно, как во дворе до этого момента сонного «офиса» все вдруг зашевелились. Но совсем иначе, чем в киевских офисах. Что-то наподобие раболепия пред хозяином. «Михаил Григорьевич»! И этим все сказано.

Неважно, что односельчанин. Карьеру «Григорьевич» начинал типично. Бывший разбитной председатель колхоза. Затем аренда земли и техники с середины девяностых — и вдруг закрутилась. Свои фирмы, недвижимость, все, «как положено». По «лексусу», «шмотках», начальственных манерах я также сразу улавливаю дистанцию, которая существует между ним и «свитой». Конечно, «Григорьевичу» и в голове не мелькнет, что это он обязан ей своим состоянием, а не она ему — копеечной зарплатой.

В конце концов, в жизни здешних агробаронов мне дальше рассказывает довольно осведомленный местный бизнесмен.

Бароны

Этот бывший одесский следователь вышел на пенсию недавно. Примятая рубашка словно сливается своими бесцветными тонами с его равнодушным взглядом. Теперь он пытается создать собственный бизнес в Николаеве.

— Вся аграрная зона на юго-востоке очень сильно под криминалитетом лежит. И даже вот самих агрособственников в обычных бытовых разговорах не раз можно услышать, кто какого «смотрящего» знает, или какой из бандитов за что сидел, — комментирует мои рассказы местный милиционер (имени, разумеется, просил не называть). — Поборы, взятки, нелегальное оружие, чтобы рейдеров отбивать или зерно на перевозах защищать — это все привычный ритм жизни для многих фирм. Херсон, Николаев — оттуда все ниточки сначала в Одессу тянутся. Слышал песню? «Одесса мама». Когда-то добавляли: «Ростов папа».

В тему: Одесса-мама и Ростов-папа: история криминального тандема. Часть 3: воспетая уголовщина

— Какие поборы? — уточняю я.

— Кафе, например, где-то на краю города. Сидит «смотрящий» от «воров» по области. При нем стоят автоматчики. Бароны пришли — сумки с деньгами ему сдали. Ушли. Вот «смотрящих» вся система дальше через Одессу или Днепр потянулась к Киеву, и в министерства, и к депутатам. Это уже много лет продолжается. Мафия. Ее одним махом надо накрыть. Она и при Порохе так же паразитировала, и сейчас руки потирает, — рассказывает мой собеседник то ли правду жизн, то ли местные сказки-страшилки. Ведь фамилий «депутатов» и «министров» не называет, это скорее не конкретные политики, а определение каких-то абстрактных сил в Киеве, «которые все решают».

— Что вы как дети в этом Киеве? В «Роснефти» говорите … На этих черноземах треть экономики в государстве держится. Вот тебе и черное золото. Львиная доля наших бюджетных потоков, которая уже на местах неизвестно как и куда растекается.

Несколько лет назад мой хороший знакомый случайно зашел в придорожное кафе на Николаевщине. Он видел одного такого «смотрящего» с автоматчик и то, как ему привозили сумки денег. На моего приятеля они даже не обратили внимания. Поэтому предполагаю, что часть правды в рассказах о том, как устроен агробизнес на Юге, в рассказе «следака» таки есть.

Эти откровения напомнили мне один документ из взломанной почты Суркова, известного как куратора войны против Украины и помощника Путина. Процитирую фрагмент анализа этой утечки, который публиковали Тексты — «Гибридная

война России против Украины стала возможной в значительной степени из-за внутренних слабых сторон украинского государства, его повальной коррупции и власти олигархов и преступных сетей. В письме Брюсова (Георгий Брюсов, первый вице-президент федерации спортивной борьбы России, помощник народного депутата-единоросса — ред.) Владиславу Суркову от 10 июля 2014 года содержатся предложения Павла Бройде (политтехнолог, возглавлял «теневой технологический центр» Партии регионов — ред. ) использовать «теневые силовые структуры Украины для продвижения интересов России за рубежом. Бройде хорошо знал ситуацию, будучи инсайдером этих структур».

И крепостные …

Собственно, агро-мафиози и сеют на Юго-Востоке мифы об опасности продажи земли, понимая, что им это грозит как минимум риском перераспределения собственности. А люди у нас доверчивые.

— У нас, например, в райцентрах дружат только по статусу, — рассказывает мне Светлана, киевский маркетолог, впрочем, сама виходец из Николаева. — Богатые только с богатыми. Ты поднялся, раскрутился на земле, следовательно, отныне типа входишь в местный «элит-клуб». И ты, и твоя семья — все вы преимущественно дружите только с такими, как они сами.

Мне сразу вспоминается поведение «Михаила Григорьевича». Действительно, какая-то феодальная отчужденность от других односельчан.

— Они по уму дружит не пытаются? — иронизирую я.

Светлана молча пожимает плечами.

— Обычно вот агро-баронов также зависят их родственники, кумовья, друзья, любовницы — хорошо, если не любовники — куча рабочих-батраков со своими домашними ртами и тому подобное. По сути, схема бывших колхозов, — объясняет она. — Поэтому в провинции образуются своеобразные кланы, которые эти бароны негласно возглавляют. Отсюда и превосходство, специфические человеческие отношения и тому подобное.

«Или родоплеменные отношения», — думаю я.

Впрочем, вывод из увиденного и услышанного неутешителен:

Уголовно-аграрная мафия на юге Украины диктует основные условия здешней несладкой жизни простых крестьян и жителей малых городов.

Ых же доверчивость и неумение защищать себя обращается современным крепачеством, полной денежной зависимостью от местных князьков и баронов тех из крестьян, кто до сих пор не отправился на поиски лучшей доли в Польшу и Чехию.

Обычные люди из глубокой провинции часто становятся их крепостными. Поэтому народ и отдал голоса за Зеленского, надеясь, что таким образом эта мафия хоть как-то пошатнется.

Из своих странствий по Югу я сделал вывод, что 5 колонна — не только Русская православная церковь в Украине и фракция Медведчука в Раде. Пятая колонна — это также целая сеть преступных организаций и связанного с ними бизнеса — вот «воров в законе» до прокуроско-ментовско-судейских кланов. Ее масштабов мы не представляем, ни даже какой-то информации, которая позволила бы строить предположения о них.

В тему: Психологические травмы родом из СССР

Но из почты Суркова знаем, что Россия как минимум обдумывала, как эти неформальные структуры и сеты можно использовать в войне против Украины.

К сожалению, часть печально известных избирателей из «25%», бросившись оскорблять остальных, так и не поняла, почему люди так проголосовали. У народа не сил и дальше сносить крепостничество. Зеленский дал им зерно надежды, которое может прорасти в бурю гнева, если в стране ничего не изменится.

До свидания

В ожидании поезд в Киев, я и дальше мысленно делаю выводы из двухнедельных скитаний. Вязко тянутся мысли.

И вдруг.

— Как Вы думаете, теория Маркса утопична, или ее все-таки можно реализовать общественными силами? — почти сюрреалистический вопрос ночью доносится до моих ушей на железнодорожной станции Явкино.

Это интересуется Архип Адамович, также выходец из здешних краев, политэконом. Эго искреннюю улыбку не омрачит даже глухая ночь. Тем более, когда на вокзале в Явкин л асково сияют несколько стареньких фонарей.

И дальше наш разговор быстро перетекает в хорошо знакомое полит-любителям русло «world заговоров». «Очередная каша в голове», — заранее догадываюсь я и, скорее ручкаючись на прощание с этим подпольным мстителем, спешу к поезду, который только что прибыл.

Вагон резко качает в разные стороны — так, как он вот-вот сойдет с пути. Дай Бог, если ее меняли еще до мировой войны. «До свидания, степе! До лучших времен »- мысленно радуюсь я. Ан нет.

— Я вообще слышал, что Путин — грузин, — уверенно говорит мне теперь народный целитель Ярослав, что с «деревни по соседству». Это же надо. Едет к дочери в Киев. Со мной в одном купе.

Это эссе о настроениях народа, о том, как люди воспринимающие реальность, в которой живут. Утверждение, звучащие в диалогах наших собеседников, мы непроверяли.

Опубликовано в издании ТЕКСТЫ

Перевод: Аргумент